Танцы с бряцаньем костей. Рассказы - Алексей Муренов

В общем, всего и не упомнишь. Много было, и плохого и хорошего. Иногда ссорились, конечно, но у нас это было не всерьёз. Мы всегда быстро мирились, потому что друзей у него больше не было. Володя никогда не пользовался спросом у девчонок, поскольку был, мягко говоря, не очень симпатичным парнем. Да и в пацанские компании его не допускали по той же причине, чтобы, как говорил Васька Железнов, амуры не распугивал. А мне его было жаль. Вот и нянчился на свою голову, помогал, что называется, не увязнуть в болоте.

Как то весной на танцульках в одном зеленогорском молодёжном клубе я познакомился со своей будущей женой. Назову её Ирина. Эта девушка сразила меня сразу и наповал. В отличие от остальных городских дурёх она не слонялась ночами в поисках приключений на свою задницу, а прилежно училась в педагогическом институте. Да и отличалась от них разительно: маленькая, скромненькая, в очёчках и старомодном платьице в горошек. Каким чудом этот кусочек райского сада оказался поздно вечером в городском гадюшнике, я узнал позже. Одна из её сокурсниц таким образом решила отметить свои именины, вот и пригласила всех на танцы, поскольку дома устраивать балаган ей было категорически запрещено сердобольной мамашей.

И вот иду я, а сквозь мелькающие тела вижу это маленькое домашнее чудо, явно чувствующее себя здесь не в своей тарелке. Да и это платьице в горошек казалось таким же неуместным, как полевая ромашка на грядке пионов и хризантем. Она скромно стояла в уголке, такая маленькая и потерянная, что мне тут же захотелось её обнять, прижать к себе и защищать, оберегать от всего враждебного мира. Прямо сердце сжалось в комок.

Помню, как потом подружки угощали её вином. Нет. Это надо было видеть! Ирина брала бокал обеими руками и подносила его к губам так, словно ей предлагали выпить, по меньшей мере, цианистый калий, потом собиралась с духом и делала такой маленький-премаленький глоток, только губы мочила. Но и этого ей хватало, чтобы поперхнуться и закашляться. Подружки дружно гоготали, а один из парней ржал, как молодой, раненый в жопу конь. И первое, что мне тогда хотелось сделать, это сломать ему нос и выбить зубы, причём провернуть эту операцию одним надёжным апперкотом.

Я подождал, пока её оставят в покое, и Ирина снова ретируется в своё убежище, полутёмный угол зала, куда глаза отдыхающих смотрели реже всего. Вот тогда я и решился подойти к ней.

– Привет, – сказал я.

– Здравствуйте, – она даже голову как-то втянула в плечи, да и сама сжалась, словно я подошёл к ней не за знакомством, а для того, чтобы убить.

– Тебя как зовут? – спросил я.

Она представилась. Я тоже.

Разговор явно не клеился, но причину этого я определил сразу. Передо мной стояла такая девушка, которую не то чтобы трахать, даже целовать никто не собирался. Хотя, этот маленький цветочек был очень миловиден. Просто уж слишком затюканной она всем казалась. А мне её стало жаль. И вот на этой жалости построилась вся наша дальнейшая совместная жизнь. С одной стороны – некрасивый физически слабый друг, с другой – маленькая боязливая заучка.

Помню, как в первый раз подарил ей цветы, а она разбила вазу, когда ставила в неё букет, потому что руки от волнения тряслись, как у меня теперь после двухнедельного запоя. Помню, как целовал её, обнимая одновременно, а Ирина дрожала. Хотя какое там «дрожала»? Чёрт возьми, её била самая настоящая лихорадка!

Ну, а потом как-то всё устаканилось, как это обычно в жизни и бывает. Я работал на заводе по производству колёсных пар. Она была сначала учительницей в общеобразовательной школе, затем завучем в новой гимназии, потом директором. Быстро ползла по служебной лестнице. Чего не скажешь обо мне. Иногда думаю, что женщинам действительно всё даётся гораздо проще в этой жизни. Толи мы, мужики, слишком много на себя берём и потому ни хрена не успеваем, толи просто они легче относятся к жизни, и потому поставленные цели всегда кажутся легкодостижимыми. А может, и то, и другое одновременно.

Но постепенный разрыв в социальных статусах не мешал нам крепко и по-настоящему любить друг друга. Я ласково называл её «моей маленькой мышкой». Она любила гладить ладонью мой небритый подбородок, целовала меня в нос и звала «котиком».

Целовала в нос.

В нос.

Да.

Что-то сильно захотелось выпить и покурить. Простите, я отвлекусь. Предупреждаю сразу, дальше почерк станет ещё более неразборчивым. Меня уже и так штормит. Кривой, как турецкая сабля. И кстати, какого хрена я опять извиняюсь перед вами? Пошли вы все.

Ну ладно. Тайм аут. Дайте мне пять минут.

И вот, я снова с вами. Посмотрел за окно. Там темно и метель. И холодно. Охренеть, как холодно. Настоящие крещенские морозы, будь они сто раз прокляты. Хотя погода тут не причём, если разобраться. Во всём виноват, как его там, человеческий фактор.

Володя заходил к нам довольно часто. Своей семьи у него не было, что лично меня нисколько не удивляло. Представьте себе тощего и узкогрудого типа ростом сто шестьдесят, с длинным и кривым носом, маленькими, глубоко посаженными глазками цвета щебёнки, и узким, почти обезьяньим лбом. Представили? Вот, это и есть Володя. И кстати, я ни сколько не утрирую. Он и вправду был таким. Все нормальные женщины обходили его стороной.

Ну, и, в общем-то, по этой причине я был спокоен, даже если он приходил в моё отсутствие, когда Ирина дома была одна.

Теперь для меня начинается самое сложное. Чтобы описать дальнейшие события, мне необходимо мысленно пережить всё это заново. А я не хочу и боюсь. Но газовый пузырь со дна моего гнилого болота так и рвётся наружу. Мне его уже не удержать. Жутко хочется опрокинуть очередной стакан. Однако если я сделаю это сейчас, то писать не смогу уже физически. Надо бы попридержать коней.

Чёрт! Что-то Пират залаял. Я выглянул из окна, но там – хоть глаз выколи. И что, я собственно хотел там увидеть? Двух призраков, с тоской смотрящих на меня из массива занесённых снегом надгробных плит? Наверняка это просто чья-то заблудившаяся дворняга играет на нервах моего четвероногого друга. Но мне уже неспокойно. Проклятые морозы.

И проклятые мертвецы.

Пожалуй, я всё же выпью. Чуть-чутью

С течением времени я стал замечать за своей маленькой мышкой какие-то едва уловимые перемены. Она всё так же целовала меня в нос и играла пальчиками с моими подбородком и членом, но делала это как-то не так. Не так, мать вашу, как раньше! Я не мог понять, в чём именно загвоздка, не мог уловить её на словах, или на деле. Но те, кто прожил с одной женщиной хотя бы три года, понимают, что я имею в виду. Ты чувствуешь её настроение даже тогда, когда она молчит, лёжа к тебе спиной. Ты можешь видеть, когда её что-то тревожит, даже если она улыбается, или вяжет носки, или смотрит какой-нибудь сериал.

В одну из ночей я прямо таки ощутил леденящий холод и испугался, поняв, что он исходит от женщины, которая стала для меня самым дорогим в этой жизни. Даже теперь, спустя столько времени, мне больно и страшно вспоминать об этом. Ощущение такое, словно кусок твоего сердца отрезали и выбросили на помойку.

С тех пор я почти не сомневался в том, что у Ирины появился кто-то другой. И этот любовник не был из разряда тех, перед кем женщины иногда раздвигают ноги, чтобы разнообразить наскучившую семейную жизнь новыми ощущениями. Нет, чёрт возьми! Она его реально любила, если конечно, такое понятие как любовь всё же существует. Если же нет, то просто принадлежала ему. Ему, а не мне. И как с этим было мириться?

Поначалу я ходил сам не свой: замкнулся в себе, стал частенько вечерами заворачивать в кабак и прикладываться к рюмке. Но потом какой-то зверь проснулся внутри. От постоянно растущей обиды и горечи в душе не спасало ничто. И я решился.

Хорошо помню тот день. За окном стояло морозное январское утро. Иней на стёклах рисовал свои причудливые узоры. А с неба на землю неторопливо спускались огромные белые снежинки. Ирина собиралась на работу, что-то укладывала в свою сумку, параллельно наводила марафет. Я подошёл сзади и прямо так, напрямую сказал:

– Ирин, ты мне изменяешь?

Готов поклясться, что в тот момент она вздрогнула, словно её поразил разряд в двести двадцать вольт. Но всего через секунду она смогла взять себя в руки и повернулась ко мне. Бледная тень мгновенно сползла с её лица.

– Пить меньше надо, – сдержанно сказала она. – Тебе с бадуна уже невесть что мерещится.

Она ушла на работу, оставив меня в замешательстве. Каблуки стучали по подъезду, удаляя от меня человека, которого я любил. Если, конечно, любовь существует.

Вроде ничего так состояние. Можно выпить ещё. Сейчас только подложу закуски. Картошка уже остыла, а подогревать лень. Перебьюсь капустой. И что за хрень я пишу?